счастье выпало на долю всех москвичей, а также тех ребят, которые должны были проезжать через Москву. Гуле же предстояло возвращение в Одессу.

Узнав о телеграмме из Москвы, она не спала всю ночь. Ей так хотелось побывать в Кремле! Да к тому же она столько времени не была в Москве, так соскучилась по своему родному городу и по отцу! Но как поехать? Нужно спросить у родителей разрешения. А вдруг они ответят не сразу и ребята уедут без неё? Уже шестое сентября, а пятнадцатого все уезжают. Что делать? Послать телеграмму? Но в телеграмме всего не расскажешь, не объяснишь подробно, до чего хочется поехать, как это нужно и важно. Придётся послать письма: отцу — в Москву, маме — в Одессу.

«Пошлю без марок, — решила Гуля. — Доплатное, может быть, скорее дойдёт».

Она вскочила чуть свет и сама отнесла на почту два письма, полные мольбы.

После этого начались дни великих волнений. А что, если папа согласится, а мама не позволит? Или наоборот? Или они решат сначала списаться друг с другом? А пока письма будут идти туда и сюда, ребята уедут в Москву!

Гуля бросалась навстречу каждому письмоносцу, бегала по десять раз на день в контору лагеря просматривать толстые пачки писем. И когда ей уже казалось, что ответа не будет и не может быть, пришли две телеграммы: одна из Москвы, другая из Одессы.

«Жду целую», — писал отец.

«Поезжай не задерживайся Москве целую», — писала мать.

Гуля, размахивая обеими телеграммами, побежала в парк, чтобы рассказать всем о своём счастье.

А вечером на костровой площадке запылал прощальный костёр.

Маленький баянист, пионер из Костромы, еле удерживая в руках тяжёлый баян, серьёзно и деловито перебирал лады своими тонкими пальцами. И вдруг он заиграл что-то плясовое, задорное.

У ребят сами собой заходили ноги, задвигались плечи.

И тут два самых смелых мальчика сорвались с места и пустились вприсядку.

Гуля стояла в первом ряду и легонько притопывала ногой. Ей тоже очень хотелось плясать, но ни одна из девочек не решалась пока что выйти из рядов, а начинать первой было как-то неловко.

Но тут совершенно неожиданно кто-то подтолкнул её сзади, и она, не успев удержаться, вылетела на самую середину круга.

Эх, была не была!

Она взмахнула платочком и понеслась по площадке, поворачиваясь то к одному, то к другому плясуну, скользя между ними, то наступая на них, то отступая. Ей казалось, что всё пляшет вместе с ней: и голубые кипарисы, и Аю-Даг, и даже само небо…

Ребята плясали, пели песни, читали по очереди стихи… А когда совсем стемнело, в тёмно-синее вечернее небо одна за другой взлетели ракеты, рассыпаясь разноцветными огнями. Всё небо как будто ожило. При каждой вспышке в вышине вырисовывались очертания облаков, а внизу опять возникали пропавшие было в темноте деревья и кусты.

Гуля смотрела на это великолепное сияние огней и думала: «За что нам столько счастья? Чем мы его заслужили? Такой месяц в Артеке, да ещё теперь — поездка в Москву, в Кремль! Ах, милый наш Артек, милая, родная наша страна! Всё сделаю для тебя, ничего для тебя не пожалею!»

А день спустя скорый поезд Севастополь — Москва мчался по степям и полям Украины. За окном вагона убегали назад тополя, с которых уже осыпались сухие, жёлтые листья.

«Скорее, скорее!» — торопила Гуля поезд, и ей хотелось, чтобы белые украинские хаты, крылья ветряных мельниц — всё, что она так любила, на этот раз поскорее уступило место бревенчатым избам и милым красностволым соснам.

Снаружи на стенке одного из вагонов алело полотнище с надписью:

СПАСИБО ПАРТИИ И ПРАВИТЕЛЬСТВУ ЗА СОЛНЕЧНЫЙ АРТЕК!

В пионерских вагонах не смолкали песни. Где-то слышались звуки баяна. Это наигрывал что-то маленький пионер из Костромы.

Когда поезд, замедляя ход, подходил к какой-нибудь большой станции, на стене одного из вагонов появлялась пионерская газета. Сверху пёстрыми буквами было выведено название:

АРТЕК — МОСКВА

У газеты быстро собиралась толпа. Люди просматривали весёлые стихи и заметки и узнавали, что двести пионеров из Нижнего лагеря прибавили в весе целую тонну и выросли на целых четыре метра. А когда поезд снова трогался в путь, из толпы слышались возгласы: «Прощайте, артековцы!», «Счастливого пути!», «Привет Москве!» — а ребята, загорелые, весёлые, высунувшись из окон вагонов, махали провожающим платками и своими белыми матросскими бескозырками с золотыми буквами «Артек» до тех пор, пока станция не оставалась далеко позади…

Настала последняя ночь. За окном взошла луна, и было странно, что она не отстаёт от поезда, хотя стоит на месте.

«Ещё девять часов езды — и Москва», — думает Гуля, лёжа у окна.

А с верхней полки её трогает за плечо жёсткая рука Барасби:

— Гуля, спишь? Москва скоро.

Никому из ребят не спится в эту ночь. Все в полудремоте слушают, как стучат колёса. То один, то другой отдёрнет занавеску и поглядит в окно. Там, в темноте, мелькают красные искры и по земле несутся светлые квадраты окон.

И вот наконец Москва. Доски перрона застучали под ногами пассажиров. Толпа на перроне расступилась.

— Пропустите пионеров!

В новеньких синих автобусах Артек поехал по Москве.

Гуля хорошо знала все эти улицы и замечала каждый новый дом, выросший без неё.

Автобусы остановились перед гостиницей.

Ребята заполнили весёлой толпой вестибюль.

Гостиница! Как интересно жить в гостинице, где живут только взрослые, приехавшие в командировку!

Из окна своего номера Гуля увидела опять Кремль. Золотые стрелы на чёрных циферблатах башенных часов приближались к цифре 10.

Как ещё долго ждать до завтра!

Гуля позвонила отцу на работу — в театр:

— Папочка, приходи скорее, а то мы до послезавтра не увидимся. Сегодня мы едем в Дом пионеров. А завтра мы в Кремле!

Потом позвонила Эрику:

— Эрастик! Правда, это здо́рово, что я приехала? Послезавтра приду к вам. Завтра мы в Кремле. Ты понимаешь, а? Сегодня едем в Дом пионеров. Ой, Эрик, как я боюсь! Мне поручили говорить приветствие! В Кремле!..

…Золотые стрелы Спасской башни показывают девять часов вечера. Гуля только что вернулась из Дома пионеров. Она смотрит в окно, на залитую светом широкую улицу.

Скорей бы прошла эта ночь!

Яркими рубинами светятся в тёмном осеннем небе кремлёвские звёзды. А вон и тот красный флаг, который она называла «огоньком», когда была ещё совсем маленькая.

И вот наконец настало утро. Новенькие автобусы, битком набитые мальчиками и девочками в парадных матросских бушлатах, въехали в кремлёвские ворота и покатили по аллее, обсаженной ёлочками.